Т. Л. Миронова Церковно-славянский язык на пути православного богопознания

Полный Церковнославянский словарь Дьяченко

Сегодня по отношению к церковнославянскому языку в православной светской, да и подчас в церковной культурной и научной среде чувствуется некая оппозиционность, вызванная, прежде всего, двумя причинами.

Во-первых, в сознание православных людей часто намеренно внедряется неприязненная мысль, что церковнославянский язык устарел, одряхлел, стал ветх и непонятен, что его надо изменить, приблизить, приспособить к русскому языковому сознанию. Гонители церковнославянского языка говорят и о том, что церковнославянское богослужение непонятно людям, только лишь приступающим к Православию, что оно отторгает неофитов от Церкви.

Вторая же причина, по видимости кажущаяся объективной, состоит в том, что мысль о непонятности и трудности этого языка подкрепляют современные церковнославянские учебники и грамматики, продраться через усложненность и наукообразие которых нормальному человеку без филологического образования почти невозможно. Так что авторы учебников, вольно или невольно, тоже выступают в роли гонителей церковнославянского языка, нагромождением грамматических трудностей отвращая от церковнославянской молитвы и богослужения людей, приступающих к Православному вероучению.

И в этом видится великая пагуба, грозящая не столько церковнославянскому языку, сколько нам всем - православным русским людям, через этот язык приближающимся к Господу. Как все это следует понимать?

Слово церковнославянского языка несет в себе энергию добра. Сила добра, отлитая в формулах церковнославянского языка, велика и всесильна. Великие слова - Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь - есть прямое действие Божией Силы. Освященные Именем Господним дела человеческие обретают тем самым жизнестойкость. По непрестанно творимой человеком молитве, а православные молитвы звучат по-церковнославянски, Господь строит жизнь человека. И спасительный псалом «Живый в помощи Вышняго», который многие не мудрено называют «Живые помощи», пусть и не каждым словом понятен простецу, но православный человек знает, что каждое слово этого псалма бесы понимают и трепещут, что по слову этого псалма живая помощь Божия нисходит на человека.

Так что церковнославянский язык, хотя и действительно древний, ему уже больше тысячи лет, но старец этот не дряхлый и немощный, а многомудрый и опытный, а, главное, всесильный в деле добра. И не мне убеждать вас в том, как нужна нам ныне защитительная сень церковнославянской молитвы и спасительный кров церковнославянского богослужения. Ведь сегодня мы все живем в так называемом информационном обществе, — весь мир, и православная Россия не исключение, опутан ловчей сетью теле- и радио- эфиров. Об этом времени, кажется, преп. Нил Мироточивый говорил, что будут у людей в домах в красных углах вместо икон стоять черные ящики, а на крышах домов будут расти рога. Через эти вот зловещие ящики (буквально зловещие - они ведь вещают злое!) дьявол действует не столько на сознание и на рассудок человека, сколько на подсознание — т.е. на человеческую душу — душу каждого из нас — от старика до младенца. Ибо каждый человек, согласно последним исследованиям генетиков, а Церковь об этом знала всегда, представляет собой подобие антенны, излучающей и поглощающей, и ни одно слово, им увиденное или услышанное, не проходит мимо него, ни доброе слово, заметьте, ни злое. Мощные технические приемы так воздействуют на душу человека, что если не делом, то словом и помышлением каждый, кто смотрит сегодня телевизор, слушает радио, просто ходит по городу и вынужден останавливаться глазами на рекламах на улицах, на витринах магазинов, согрешает и нарушает заповеди - не убий, не укради, не прелюбодействуй, не сотвори себе кумира. Очистить же душу человеческую, омертвленную греховными помыслами, освободить подсознание от разрушительного нейролингвистического программирования может древний и незамутненный грехом церковнославянский язык, который, как летний дождь, омывает душу высокими и чистыми языковыми смыслами и доброй энергией словесных символов. Это сегодня признают и те, кто разрабатывает методы нейролингвистического программирования для управления массами в политических и коммерческих целях. Не могу не процитировать их досадливое предупреждение: «Молитвы на церковнославянском языке осуществляют контрсуггестию (т. е. препятствуют внушению), и доминирующие фоносемантические признаки всех церковнославянских христианских молитв — светлый, нежный, яркий». А это означает, что церковнославянский язык может преградить путь любому непрошеному вторжению в твою душу. Что бы ни случилось за многотрудный и суетный день, грядущий на сон человек чтением Псалтири и вечернего правила, слышанием Евангельских слов очищается и крепится, становится недоступным для бесовского наущения.

Вот что такое - Господи, ослаби, остави, прости все прегрешения раба Божия имя рек, вольныя же и невольныя - в разрешительной молитве священника на исповеди. А псалом 50-й - ведь в нем каждое слово - покаянная свеча к Богу - Помилуй, омый, очисти! И это непреложно даже тогда, когда мы не вполне понимаем смысла молитвы, так в псаломских словах — Потерпи Господа и да крепится сердце твое - невозможно сегодня уразуметь древнее значение слова терпети, близкое родственному трепетати. Потерпи Господа - это значит покоряйся Господу с трепетом. И это удивительное слово «потерпи» в молитвенном контексте Псалма спасает нас, возвышает нашу душу, очищает ее от житейской скверны помимо нашего рассудка.

Но не одна только энергия добра делает сегодня церковнославянский язык спасительным якорем православного человека. В церковнославянских текстах Св. Писания, в Евангелии, Псалтири, во множестве отеческих творений, за тысячелетия созданных в Византии и на Руси, явственно открывается Бог. Церковнославянский язык есть путь Богопознания русских православных людей. И всегда было так, и тысячу лет назад, и ныне, человеку, принимающему Православие, приходится восходить к Богу не только по духовной лествице, но и по лествице языковой. Казалось бы, почему нынешний русский язык нам тут не помощник? Чем Св. Писание и Богослужение в русском переводе хуже церковнославянского? Так это еще Шишков в начале XIX века говорил, что когда слышишь слова: Се Жених грядет в полунощи, то видишь Самого Господа Иисуса Христа, но когда тебе говорят - Вот жених идет в полночь, то никакого Христа тут почему-то не видно. А новые попытки переводов и того хуже - они жалки и еретически соблазнительны. Когда игумен Иннокентий Павлов перевел Символ Веры «Ожидаю воскресения мертвых и жизни будущего века», А.Ч. Козаржевский помнится, хорошо прокомментировал этот перевод: «Ну вот, прямо-таки сидит в кресле и ожидает!» А ведь в церковнославянском слове «чаю» таится древнее значение - упование на справедливость Божьего Суда. Это древнее значение легко усмотреть в производном слове «отчаяние», в нем слышится отсутствие всякой надежды на Божью справедливость.

Широко известен тезис: Границы моего языка есть границы моего мира. Вся глубина и широта познаний наших о мире зиждется на широте языковых понятий о нем. Но в церковнославянском языке мы познаем не только и не столько этот мир, сколько Самого Господа. Вот почему без этого языка русскому человеку так трудно православно мыслить.

Познание Бога и познание Сущности Православной Веры — вот к чему ведет изучение церковнославянского языка. И удивительно, что слова этого языка порой глубже греческих прототипов разъясняют нам ее непостижимую глубину. Вот, к примеру, глагол «воскреснути». Существительное «воскресение» — по-гречески «анастасия» — всего лишь «восстание». А в церковнославянских словах «воскресение» и «воскреснути» заключен корень «кресити», имеющий два древнейших смысла «оживать» и «воспламеняться». Соедините эти два значения в словах Псалмопевца - Воскресни, Господи, или в великом пасхальном приветствии: Христос воскресе, и какая величественная картина предстанет вашим глазам.

А слово «смирение», которое привычно воспринимают как христианскую «добродетель» покорности и самоуничижения, если вглядеться в него через призму церковнославянских текстов и древних славянских родственных корней «мир» и «мера» (равновесие), оказывается, несет в себе иное значение, нежели всего только «уничижительная покорность». «Смиритися» значит примириться с Богом. с ближним, а следовательно, обрести равновесие, опору в жизни смирение как примирение и равновесие духа противоположно греху гордости как бунту и взрыву.

Ведь до чего дошло! На неточных и неправильных русских переводах Св. Писания строим даже наши православные воззрения на власть и государство. А церковнославянский текст восстанавливает подлинное отношение христианина к власти, дословно воспроизводя греческий оригинал. У св. ап. Павла в Послании к Римлянам дается формула, которая по-русски обычно переводится так: Нет власти не от Бога, или еще более обобщенно: Всякая власть от Бога, а потому противящийся власти Божию повелению противится (Рим.13:1-2). Отсюда произрастает ложное предписание якобы христианской покорности любым властям - даже безбожным, богоборческим, иноверным, продажным, губящим народы. Но ведь в церковнославянском тексте не так сказано. Вслушайтесь: Несть власть, аще не от Бога, сущия же власти от Бога учинены суть (Рим.13:1). А это означает следующее: не является властью власть, если она не от Бога. Подлинна только власть, учрежденная от Бога! (Слово «сущий» здесь означает именно подлинный, истинный, настоящий - сравните старинное русское выражение: сущая правда). Следовательно, не всякая власть от Бога и не всякой власти следует покоряться, а только власти, учрежденной Богом, христианской, а потому подлинной. Таково исконное представление Русского Православия об отношении к власти, а будь оно иным, то никогда русские бы не одолели ига татарского, польского, нашествия французского, вторжения немецкого, и от сегодняшнего истребления народов России не было бы тогда никакой надежды на спасение.

Итак, современный русский человек, как и тысячу лет назад, принимая Православную Веру, по-прежнему имеет перед собой не только духовную, но и языковую лествицу. И стоит ли сетовать, что в церковнославянском языке нам понятно не все и не сразу. Разве ребенок, слушая в колыбели материнскую песнь, все понимает в ней? Нет! Вначале он слышит лишь родной голос матери, чистую мелодию напева, потом угадывает отдельные слова, неумело их повторяет... Но нужно вырасти, родить своих детей и только над их колыбелью понять, что несет в себе эта старинная русская колыбельная, на которой взрастали поколения. В Церкви изначально мы те же дети, мы слышим вначале ясный голос священника, мелодию, выводимую хором, строгий речитатив псаломщика. Потом мы начинаем различать слова, повторять и выучивать их... И на этом пути надо постоянно помнить, что церковнославянский язык нам родной, что на нем взрастали поколения православных людей в России, что это язык Богопознания русских и заменить его чем-то иным все равно что заменить материнскую колыбельную песню современным шлягером.

Но тогда встает вопрос - как изучать этот язык, если современные церковнославянские грамматики, устроенные на принципах грамматик иностранных языков, воспитывают страх перед сложным и малопонятным скоплением слов, форм, текстов.

Наши предки издревле учили церковнославянский язык по Псалтири и Часослову, не по азбукам и грамматикам читать привыкали, а по тексту Литургии. Как это было возможно? Ответ очень прост. Младенца с рождения носили в храм на службы, и он впитывал, запоминал, выучивал за свои семь-восемь младенческих лет весь богослужебный круг на слух. А затем эти звучащие тексты его родного, повторяю, языка в уме ребенка, открывшего Часослов и Псалтирь, совмещались с графическим их изображением. И появлялся на Руси еще один православный грамотей и книгочей.

И такое обучение, с точки зрения современной лингвистической науки, абсолютно оправдано. Ведь основы знания языка заложены в генетической памяти каждого человека. Именно поэтому ребенок в совершенстве овладевает родным языком с двух до пяти лет. Все сложнейшие грамматические формы церковнославянского языка, все забытые нами славянские корни слов были когда-то и в русском языке, сегодня они отчасти утрачены, но это не означает, что их нет в нашей генетической памяти. Задача учителя - при бережном, любовном чтении церковнославянских текстов Св. Писания извлечь эти формы и корни из языковой памяти своих учеников. И тогда церковнославянский язык прорастет в их душах обилием благодатных смыслов.

Нет сомнения, что сегодня обучение церковнославянскому языку среди воцерковленных людей и должно вестись так: сначала храм, младенчески смиренное привыкание к непонятным словам, впитывание их, потом чтение и терпеливая вдумчивость в смысл слов Св. Писания, хорошо бы под водительством благоразумного учителя. А уж сокровища синтаксиса и многоценный бисер орфографии оставим для профессионалов, пусть овладевают ими, чтобы правильно издавать тексты Св. Писания для нашего вразумления.

Невоцерковленных же детей следует учить церковнославянскому языку как неотъемлемой части нашей русской культуры, как языку родной словесности, чтобы потом не чужими входили они в храм Божий, чтобы их души могли возлетать к Богу словами церковнославянской молитвы и защищаться оружием молитвы от губительного информационного вторжения.

Доклад на XI Международных образовательных чтениях, Москва, 2003 год.